Гомер

Homerus (῾Όμηρος) (около 850 года до Р.Х. - ?)

Известия древних о веке, жизни и судьбе Гомера по большей части не что иное, как догадки и легендарные, частью символические рассказы из более позднего времени греческой истории; из них историческое исследование может извлечь лишь незначительные и сомнительные выводы. Ср. Bernhardy, Grundr. d. griech. Litt. II, 1, 73 cл. Толкование имени Гомера занимало много уже древних. Эфор, опираясь на предание, видит в нем значение «слепого» (ὁ μη̃ ὀρω̃ν). Новейшие писатели полагают, что оно обозначает творца эпической композиции, составителя (ὁμου̃ — ά̓ρω); другие видят в нем указание на тесно сплоченное сословие певцов (ό̔μηροι, товарищи), откуда, по их мнению, заимствуется название для мнимого родоначальника товарищества; другие отождествляли это имя с именем древнего фракийского певца Θάμυρις и делали из Гомера отвлеченное понятие; в новейшее время Бергк, не признавая символического значения «заложника» или «поручителя», просто считал Гомера исторической личностью. Относительно века, в котором жил поэт, древние очень расходятся. Кратет Пергамский утверждал, что он жил до переселения Гераклидов; Феопомп и Евфорион говорили, что он жил 500 лет после Троянской войны, так что между самым ранним временем, к которому относят жизнь Гомера, и самым поздним находится промежуток не менее чем в 460 лет. Наиболее вероятен расчет Геродота, что Гомер родился за 400 лет до его времени, следовательно, ок. 850 г. до Р. Х.

Родина Гомера, как и его век, составляет предмет спора. Обыкновенно приводятся семь городов, которые считали его своим гражданином. Эпиграмма у Геллия (3, 11) называет: Смирну, Родос, Колофон, Саламин (на Кипре), Иос, Аргос, Афины, а вариации этой эпиграммы называют еще Киму, Хиос, Пилос и Итаку. Некоторые из этих городов потому считаются родиной Гомера, что в них особенно процветала гомерическая поэзия, другие притязания основываются на связи колоний. Самые древние свидетельства указывают на ионический берег Малой Азии и на соседние острова, именно на Смирну, Иос, Хиос и Колофон. Более других Смирна была плодородной почвой для эпической поэзии, и на этой почве мог явиться Гомер, которого мы должны считать за ионийца как по общему характеру, так и по отдельным чертам его поэм. Об эпической поэзии до Гомера см. статью Epos. Большая заслуга Гомера состоит в том, что до него поэты излагали в коротких песнях только небольшие части из великой области сказаний, а он соединил в художественной композиции, соблюдая законы поэтического единства, большой, законченный цикл сказаний. Этот цикл сказаний, из которого Гомер почерпнул материалы для обеих больших поэм, «Илиады» и «Одиссеи», троянский.

«Илиада» имеет содержанием небольшой период времени, именно 52 дня из 10 лет Троянской войны; она описывает гнев Ахиллеса и его последствия до самой смерти Гектора. Ахиллес, оскорбленный Агамемноном, похитившим у него Брисеиду, держится вдали от сражения, пока Гектор не убивает в сражении нежно любимого им друга Патрокла, которого Ахиллес, тронутый несчастием своих соотечественников, послал в своем вооружении вместе с мирмидонами в бой. Это событие и есть центр, вокруг которого постепенно и с большим искусством сосредоточено все остальное. В начале поэмы мы знакомимся с причиной гнева; затем следуют эпизоды битв, в которых поэт выставляет на первый план отдельных главных героев, особенно в пятой песне — Диомеда; в это время разгневанный Ахиллес остается в своей палатке. Но все силы и храбрость героев тщетны, так что с возрастающим нетерпением читатель ожидает выступление на сцену Ахиллеса. Таким образом, сильный герой является величественным даже в своем уединении; наконец, он отказывается от своей вражды к ахейцам, превращается в ожесточенного врага троянцев и с непреодолимой силой производит перемену военного счастья: он мстит за павшего друга убийством Гектора. Между тем как в первой части «Илиады» действие развивается медленно, во второй части оно быстро приближается к концу; поэма не заканчивается непосредственно смертью Гектора; только с выдачей и погребением его трупа, после того как суровый гнев Ахиллеса превратился в тихую грусть, все приходит к мирному, успокаивающему взволнованную душу слушателя концу.

«Одиссея» имеет своим предметом возвращение Одиссея; здесь действие развивается в тесных пределах 40 дней; но в этом кратком периоде, как и в «Илиаде», соединено множество приключений, так что обе поэмы дают нам обозрение всего круга троянских сказаний. «Одиссея» распадается на 4 главные части. Первая («Отсутствующий Одиссей») охватывает 1—4 книги. В то время как Одиссей проводит время вдали от родины, на острове Огигии у нимфы Калипсо, женихи Пенелопы в его доме мало-помалу растрачивают его имущество; но его сын Телемах, который уже начинает чувствовать себя мужем, воспротивляется их требованиям и предпринимает, по совету богини Афины Паллады, путешествие в Пилос и Спарту, чтобы разыскать отца. Во второй части, охватывающей книги 6—13, 92 («Возвращающийся Одиссей»), Одиссей с Огигии приходит в землю феаков, которым он рассказывает свои предыдущие странствования и приключения, и отсюда в Итаку. В третьей части, которую составляют 13, 93—19 книги («Одиссей, замышляющий месть»), Одиссей у своего верного слуги, свинопаса Евмея, вместе с возвратившимся сыном составляет план мести женихам; они приводят его в исполнение в четвертой части, заключающейся в 20—24 книгах («Мстящий Одиссей»). «Одиссея», как и «Илиада», представляет одно целое, составленное по художественному плану, в котором все части направлены к одной общей цели, к возвращению и мести Одиссея; здесь повсюду интерес сосредоточен на одном главном герое; план составлен очень искусно и сложно, потому что с простым рассказом о возвращении «Одиссея» сплетена вторая интрига, выступление Телемаха против женихов и его путешествие. Так события и действие совершаются на разнообразной почве, и в то время как автор, с одной стороны, вводит нас в отдаленные чудесные страны, с другой стороны, он дает нам возможность обозревать расстроенное положение Итаки и, как контраст, мирную и спокойную жизнь других, уже вернувшихся из-под Трои героев.

Хотя «Илиада» и «Одиссея» сходны в общем и по тону, и по языку, и по стихосложению, однако «Одиссея» с социальной, религиозной и культурной точки зрения принадлежит более развитому времени, так что ее происхождение нужно относить к более позднему периоду, сравнительно с «Илиадой»; поэтому у так называемых Χωρίζοντες (отделяющих) между древними греческими грамматиками (Ксенон, Гелланик и др.) и у некоторых новейших исследователей явилось предположение, что «Илиада» и «Одиссея» принадлежат двум совершенно различным составителям, из которых один жил, может быть, на 100 лет позже другого. Но разница, если приглядеться ближе, не так велика, и можно предположить, что она происходит отчасти от свойства самих сюжетов, а с другой стороны, основывается на различных взглядах одного и того же автора в двух различных возрастах. Поэтому многие признают Гомера за историческое лицо и за автора «Илиады» и «Одиссеи». Нет достаточно надежного основания у тех гипотез, которые возникли в новейшее время относительно личности Гомера и в связи с ней относительно происхождения гомеровских поэм; эти гипотезы утверждают, что гомеровские поэмы — труд целой школы певцов (гомеридов), которая придумала какого-то Гомера, как своего ή̔ρως ἐπώνομος, или что «Илиада» и «Одиссея» были составлены — в более ли древнее время или только при Писистрате — из мелких песен, которые были сочинены в различные времена различными лицами. Если согласиться с Вольфом, что во время Гомера и позже искусство писания еще не было настолько развито, чтобы сделать возможным возникновение столь пространных литературных произведений, то происхождение «Илиады» и «Одиссеи» в столь раннее время является сомнительным. Мы, правда, знаем, что во время Сократа некоторые лица могли пересказывать наизусть целую «Илиаду» и «Одиссею»; но даже если предположить в людях времени возникновения гомеровских поэм такую же или еще большую силу памяти, все-таки едва ли было возможно одному поэту вполне, до подробностей, запечатлеть в своей собственной или чужой памяти столь обширный труд. Но исследования последних десятилетий доказали, что письменность была в общем употреблении у греков по крайней мере во время первых Олимпиад; некоторые новейшие исследователи принимают даже не без важных оснований, что уже Гомер записал свои произведения. Если это действительно так, то сохранение «Илиады» и «Одиссеи» в их целости и распространение их не представляло никакого затруднения. Те, которые делали своим призванием устную передачу гомеровских поэм, запоминали слова поэта с помощью написанного экземпляра. Т.к. эпические произведения, хотя иногда и читались любителями поэзии, главным образом предназначались для устной передачи, то они заучивались странствующими певцами и пелись ими на празднествах и особых собраниях; таким образом, большая часть нации знакомилась с произведениями своего великого поэта. Утверждают, что заслуги так называемых гомеридов, т.е. школы певцов, которые чтили Гомера как своего основателя, состояли в сохранении и распространении гомеровских произведений. Но древние знают только один род гомеридов на Хиосе, который происходил от самого Гомера и, вероятно, изгнанный эолийцами из Смирны, где жил Гомер, поселился на упомянутом острове. Эти потомки Гомера могли иметь списки его произведений, заниматься их передачей и даже иметь среди себя поэтов; но мы не имеем никакого свидетельства, чтобы они образовали настоящую, установленную Гомером школу певцов. Имя гомеридов перешло скоро на всех певцов, которые передавали гомеровские произведения, на гомеровских рапсодов (см. ῾Ραψωδοί); название рапсода обозначало вообще певца, который передавал устно эпическую поэму, все равно, был ли это его собственный или чужой труд. Такие певцы передавали наряду с другими эпическими произведениями и гомеровские песни на праздничных собраниях, частью в отдельных отрывках. Но когда впоследствии, рядом с рапсодическим пением получили значение также и другие роды поэтического изложения на таких собраниях, тогда не стало хватать времени для передачи целых эпических поэм, и с тех пор «Илиада» и «Одиссея» были разделены и передавались и распространялись только в отдельных небольших отрывках (σποράδην ἀείδειν). При более раннем, как и при более позднем способе распространения легко случалось, что сочиняющими рапсодами к первоначальному целому были присоединяемы отдельные части для пополнения и расширения и что отдельные песни, на которые было разделено целое, подверглись некоторому изменению в языке и тоне и часто были соединяемы совершенно произвольно. Этим, по мнению некоторых исследователей, объясняются проще всего различия, которые и теперь можно заметить в отдельных частях «Илиады» и «Одиссеи». По своему содержанию отдельные песни сохранили в древности особые названия, которыми пользуются Геродот, Платон и др., приводя места из Гомера, и которые дошли до нас. Чтобы покончить с возникшей у рапсодов путаницей, Солон предписал в Афинах, чтобы гомеровские песни при публичной их передаче излагались ἐξ ὑποβολη̃ς на основании письменных экземпляров. Эти манускрипты содержали, вероятно, только отдельные части гомеровских поэм; наконец, заслуга Писистрата и нескольких поэтов, во главе которых стоял орфик Ономакрит Афинский, состояла в том, что они из отдельных частей, на которые постепенно распались «Илиада» и «Одиссея», опять составили одно органическое целое с некоторыми, разумеется небольшими, вставками, приноровленными ко вкусу афинян. В то же время Писистрат предписал, чтобы рапсоды передавали на панафинейских празднествах восстановленные таким образом поэмы целиком и в непрерывной связи, ἐξ ὑπολήψεως, т.е. сменяя друг друга. (Plat.) Hipparch. p. 228, В. Афинская редакция Писистрата послужила, вероятно, основанием всем появившимся в разных местах Греции редакциям «Илиады» и «Одиссеи», которые большей частью впоследствии были собраны в оригинале или в копиях в Александрийской библиотеке; и после того как, начиная от времени Писистрата до александрийского периода, отдельные лица без прочных оснований для критики позволили себе некоторые изменения текста и вставки (διασκευάσεις), александрийские ученые критики старались восстановить редакцию Писистрата. Адександрийские грамматики с большим прилежанием и обширной ученостью занялись критикой и объяснением Гомера; кроме превосходного грамматика Зенодота Эфесского, которому приписывают разделение обеих поэм Гомера на 24 книги, Аристофана Византийского и его ученика Каллистрата, мы назовем еще Аристарха Самофракийского (ок. 160 г. до Р. Х.), ученика Аристофана, самого ученого и заслуженного грамматика древности, который издал критические редакции и превосходные объяснительные комментарии к ним, остатки которых имеем мы в превосходных венецианских схолиях, изданных Villoison’ом (1788) и Dindorf’ом (1875). Поэмы Гомера имели необыкновенное значение для культуры греков; они были основанием всего высшего образования этого народа в искусстве и науке и первой книгой, которая давалась ребенку в руки для учения. По словам Геродота (2, 53.), Гомер вместе с Гесиодом создали грекам их богов, другими словами: религиозные представления, которые изобразили эти поэты, сохранили свое значение для всего последующего времени; как на религиозную жизнь, так точно Гомер имел громаднейшее влияние (даже такими местами, которые не имели большого художественного достоинства, напр., каталогом кораблей в «Илиаде») и на нравственную государственную жизнь, так что нас не должно удивлять, если мы читаем, что его почитали, как героя, жертвенниками и храмами. Еще в наше время дух великого поэта имеет образовательное значение для всего мира, его произведения служили для всех времен каноном высокой поэзии. Характерная черта произведений Гомера —  неисчерпаемое богатство изображаемого мира; в простой, естественной и правдивой форме, без всяких неожиданностей и эффектов, но с постоянно одинаковой жизненностью Гомер изображает свой оживленный мир, сам скромно скрываясь за ним. Достойно удивления разнообразие характеров его героев; хотя основной чертой характера у всех их является мужество, но каждый в отдельности отличается от остальных какой-нибудь своеобразной чертой: великодушием, мудростью или хитростью, грубой надменностью, гордостью или же скромностью и т.п. Так же разнообразна и жизнь на Олимпе. Чувственная естественность и иногда доходящая до грубости сила облагораживается кротким нравственным духом, который царит над всем. Речь течет непринужденно, равномерным потоком, просто, музыкально и грациозно. Она служила образцом для всех позднейших эпиков и даже основанием для языка лирической и драматической поэзии. Кроме «Илиады» и «Одиссеи» древние приписывали Гомеру еще так называемые гомерические гимны. Но эти последние, очень несходные по языку и поэтическому достоинству, возникли в весьма различные эпохи и принадлежат послегомеровским столетиям. Отчасти это — произведения рапсодов, которые иногда предпосылали их своим поэтическим изложениям; большие же гимны (к Аполлону Делосскому, Аполлону Пифийскому, Гермесу, Деметре и Афродите), заключающие в себе сказания местного характера и иногда подробно излагающее их с большой грацией в простой древнеэпической форме, кажется, служили введениями для состязаний рапсодов на празднествах соответствующих богов. Кроме того, Гомеру ошибочно приписывают 16 небольших так называемых ᾽Επιγράμματα, между которыми самые интересные — Κάμινος и Εἰρεσιώνη, затем Βατραχομυομαχία (войну лягушек с мышами), небольшую пародию на «Илиаду», появившуюся, может быть, в V в. до Р. Х., автором ее считали Пигрета из Галикарнасса. Гораздо известнее было шуточное эпическое произведение «Маргит» (Μαργίτης), которое сам Аристотель (poet. 4) приписывает Гомеру. К этому изложению, которое держится консервативной точки зрения, нужно прибавить краткое изложение гомеровского вопроса, который почти 100 лет занимает лучшие филологические силы и еще не решен окончательно. Не говоря об отдельных мнениях предшествовавшего времени (Hedelin, Vico, Wood) укажем прямо на Фр. А. Вольфа, который в Prolegomena (1795) развил историю гомеровской поэзии и, отрицая употребление письмен с литературной целью в столь раннее время, пришел к тому выводу, что в гомеровской поэзии мы имеем результат поэтической производительности долгого периода времени; этот результат, сохраненный только силой памяти, при Писистрате был собран и соединен в одно целое. Вольф не закончил своих исследований, но тем, что написал, возбудил дальнейший интерес к предмету. По Г. Герману, поэт воспел любовь Ахиллеса и возвращение Одиссея в двух поэмах небольшого объема, которые, расширяясь мало-помалу, приняли настоящий вид. К. Лахман, руководясь аналогией эпоса «Нибелунги», разделил «Илиаду» (1837) на отдельные песни (Liedertheorie), которые принадлежат, по его мнению, различным авторам и образуют каждая законченное целое. Его последователем на этом пути восстановления первоначальной «Илиады» был Кёхли, который не только в своих dissertationes (1850—1859) подвергнул точному анализу содержание поэмы, но даже в своем издании (в 16 песнях) исключил все прибавки. Другие, особенно Гофман, старались доказать различное происхождение отдельных частей на основании особенностей языка и стихосложения. Все эти исследователи большей частью ограничивались «Илиадой». А. Кирхгоф (die Composition der Odyssee, 1869) приступил также и к «Одиссее», подлинная основа которой искажена присочиненными прибавками. В противоположность этим теориям нет недостатка в ярых защитниках единства и противниках теории песен (в так называемых унитариях), между которыми выдающееся место занимают: Нитч, Нуцгорн, Кине, Бергк, Фолькман и Каммер, хотя и они далеки от того, чтобы признавать поэмы неповрежденными. Другие занимают среднее место: они признают Гомера поэтом обеих больших поэм, которые он составил из отдельных песен (Ричл), или, признавая единство «Одиссеи», они выделяют из «Илиады» «Ахиллеиду» (п. 1. 8. 11. 22) и «Илиаду» (п. 2. 7. 10).

Реальный словарь классических древностей